22
Геннадий Федотов
сту с тонкими лучинками, раз­дували огонь и топили печь су­хими березовыми дровами. Закончив топить печь, часть угольев убирали в горнушку и присыпали сверху золой. Ос­тальной уголь вместе с золой выгребали из печи. Под подме­тали березовым или сосновым помелом и сажали в печь хлебы.
нение в укромное место. Горбушку для домового оставляли на столе, а рядом с ней ставили чарку вина. Ка­ждый из взрослых участников за­столья, прежде чем выпить, должен был чокнуться с чаркой домового, который, как полагали, незримо присутствует за столом. Когда ужин заканчивался, гор­бушку, предназначенную домово­му, три раза солили, втыкали в нее ребром серебряную монетку и клали на печь. Рядом с ней хозяин ставил наполненную до краев чар­ку, приговаривая: «Хозяин-ба­тюшка, сударь-домовой, меня по­люби да домочадцев пожалуй, мое добро береги, мою скотину береги, мое угощение прими и вина отпей от полной чаши». Произнося эти слова, хозяин кланялся печке по три раза с трех сторон: сначала пе­ред челом, потом с левой и с пра­вой стороны. Затем он брал кош­ку, сажал ее на печку и говорил не­зримому домовому: «Дарю тебе, домовой-батюшка, мохнатого зве­ря на богатый двор». Надо полагать, что после такого внимания и почтительного отно­шения домовой размягчался и до­брел, делая все для того, чтобы благополучие, мир и согласие не покидали дом, в котором ему предстоит быть хранителем очага долгие годы.
Когда в положенный срок испе­ченные хлебы вынимали, каждую ковригу внимательно и придирчи­во осматривали. Если корки у них были чистыми и гладкими, то это предвещало хорошую и спокой­ную жизнь в новом доме с новой печью. Если все же хотя бы на од­ной из ковриг обнаруживалась глубокая трещина, то это было плохим знаком: либо вскоре новый дом по каким-либо причинам при­дется покинуть, либо в него в ско­ром времени может прийти беда. В этих случаях обращались за помо­щью к домовому. Ковригу с трещи­ной не трогали три дня. На четвер­тый день устраивали обильный ужин. Бракованную ковригу разре­зали на куски по числу домочадцев. Сверх того должно было остаться две горбушки: одна — для духа огня, а другая — для домового. Первую горбушку завертывали в чистую ткань и убирали на постоянное хра-
«АХТИ МАТИ, БЕЛАЯ ПЕЧЬ...»-(Заговоры и магические обряды)
Испокон веку крестьянина в его нелегкой жизни ожидало множе­ство несчастий: болезни, неуро-
жаи, падеж скота и многое другое. Считалось, что большинство бо­лезней и злоключений происхо-
Русская печь
23
дит от сглазу. Посмотрел кто-то на человека недобрым глазом, и здо­ровяк превращается в считаные дни в настоящую развалину. Мно­гие верили, что порчу по злому умыслу напускали на человека ме­стные колдуны и нечистая сила. Чтобы упредить всевозможные неприятности или избавиться от тех, которые уже произошли, при­бегали к помощи специальных ма­гических обрядов, имеющих раз­личную степень сложности. Про­стые обряды при необходимости мог совершать почти любой чело­век, а вот более сложные были под силу только знахарям и колдунам.

 

Так уж исстари повелось, что знахарство было преимущест­венно женским занятием, а большинство обрядов соверша­лось около русской печи.
Убедившись, что «утечки» не бу­дет, знахарка становилась лицом к шестку, что-то переливала, что-то смешивала, а потом шепотом произносила слова заговора. Дальше она поступала так, как требовал конкретный случай. Заговор от сглазу. Приступая к снятию порчи, знахарка доставала из печи три уголька и просила, чтобы ей принесли чашку «непи-той» воды. «Непитой» считалась вода в ведре, из которого никто из домочадцев не успел еще напить­ся. Поставив чашку с водой на ше­сток, знахарка клала в нее выну­тые из печи угольки, добавляла щепоть соли и произносила заго­вор. Затем она дула на воду три раза и три раза плевала в сторону. С готовым снадобьем она выходи­ла к больному и внезапно спры­скивала его, а потом давала от­хлебнуть из чашки три глотка. Смочив больному рубашку, она протирала ему грудь в области сердца и лицо. Оставшееся в чаш­ке снадобье знахарка выплескива­ла на притолоку — верхний косяк в дверях.
В старые годы многие женщины могли самостоятельно отводить порчу от близких. Даже отправля­ясь в дорогу, брали с собой кусочек четвергового угля (вынутого из печи в Великий четверок, то есть в четверг на Страстной неделе перед Пасхой), а также соль и печинку, или опечину (кусочек глины, от­ломленный от русской печи). Один из наиболее распространен­ных способов снятия порчи опи­сан П. Мельниковым-Печерским в романе «На горах»: «Оставшись с Дуней, Дарья Сергеевна раздела ее
На это время ее шесток превра­щался в своеобразную лаборато­рию. Знахарка ставила на него по­суду с водой или травяными на­стоями, клала древесный уголь, золу, печину, соль, лук, хлеб, пред­назначенные для наговора. Преж­де чем приступить к заговору, зна­харка придирчиво проверяла, хо­рошо ли закрыта печная труба. Ведь, если во вьюшке или задвиж­ке оставалась хотя бы малейшая щель, слова произносимого заго­вора могли просочиться в нее и выйти через печную трубу нару­жу. А это значило, что вместе со словами в трубу могла вылететь заключенная в них магическая си­ла.
24
Геннадий Федотов
и уложила в постель. В соседней горнице налила она с молитвой в полоскательную чашку чистой во­ды на уголь, на соль, на печинку — нарочно на всякий случай ее с со­бой захватила, — взяла в рот той воды и, выйдя к Дуне, невзначай спрыснула ей лицо, шепотом при­говаривая:
— От стрешнего, поперечного, от лихого человека, помилуй, госпо­ди, рабу свою Евдокею!..» В деревнях нередко применяли другой способ снятия порчи. На тряпицу высыпали немного золы, клали несколько кусочков дре­весного угля и печины. Все это за­вязывали в узелок и относили на перекресток дорог. Считалось, что порча останется навсегда на перекрестке вместе с золой, углем и печиной.
По мнению родителей, больше всего от дурного глаза страдали дети. Если ребенок долго не хо­дил и не говорил, то это означало, что его кто-то сглазил. Когда на­ступала пора печь хлеб, молодая мать по совету старших женщин должна была совершить у печи специальные магические дейст­вия. Перед тем как посадить хле­бы в печь, она накрывала ребенка на несколько секунд порожней квашней. Когда же из теста были сформованы ковриги, мать сма­чивала их водой и отправляла в печь. Оставшейся водой она об­мывала руки ребенка и пригова­ривала: «Как мои хлебы кислы, так и ты, мое дитятко, кисни (полней); как мои хлебы всходят, так и ты ходи; как я, мое дитятко, говорю, так и ты говори». Считалось, что от воздействия
дурного глаза дети становились плаксивыми и плохо спали, тер­заемые ночными демонами, кото­рых в народе называли ночницами или криксами. Похожие на лету­чих мышей, они проникали в избу через открытое окно или дверь и вились над колыбелью. Испуган­ный ребенок плакал и кричал. И тогда мать обращалась за помо­щью к печке. Она смазывала сто­пы ребенка растительным маслом и прикладывала их к печному столбу. Во время этого действа она поднимала ребенка вверх так, чтобы он переступал ножками, а на печном столбе оставались сле­ды, ведущие к потолку. При этом мать приговаривала: «Полуноч­ница ночная, полуденница ден­ная, не тронь моего, не ворошь моего, а то сожгу твоего». Другой способ избавления от ночных демонов заключался в следующем. Еще до восхода со­лнца мать затапливала печь. Ког­да дрова разгорались, она подно­сила ребенка к устью печи и, слег­ка постегивая его по ягодицам со­сновой веткой от помела, приго­варивала: «Уйди, испуг, в печную трубу и никогда больше не воз­вращайся».
Однако ночные демоны могли терзать и взрослого человека, на­пустив на него бессонницу. Когда все это терпеть становилось не­вмоготу, к печке-избавительнице обращались с такой мольбой: «Ахти мати, белая печь! Не зна­ешь ты себе ни скорби, ни болез­ни, ни щепоты, ни ломоты; так бы раб божий (называли свое имя) не знал бы ни хитки, ни притки, ни уроков, ни прихоров, ни щипо-
Русская печь
25
ты, ни ломоты, при утренней заре Марие, при вечерней Маремьям-не, при полуночной Аграфене!» Защита от нечистой силы. Нечи­стая сила могла проникнуть в жи­лище не только через окна и две­ри, но и через печную трубу. Жен­щины, чаще всего вдовы, страда­ли от так называемого летуна, или огненного змея, который со­блазнял их и сосал кровь. После нескольких таких визитов жен­щина начинала сохнуть, желтеть и в конце концов умирала. Осо­бенно лютовал огненный змей под Крещение. В романе П.Мель­никова-Печерского «В лесах» од­на насельница заволжского скита рассказывала о якобы виденном ею огненном змее-летуне: «Кра­сен, что каленый уголь, не мень­ше доброго гуся величиной; тихо колыхаясь, плыл он по воздусям и над самой трубой Ерохиной ке­льи рассыпался кровяными мел­кими искрами...»

смерть ходит. Нечистые духи принимают образ птиц, загляды­вают в трубы и наводят на домо­чадцев порчу». Чтобы нечисть не проникла в избу, ее необходимо было окурить чертополохом. Обычно засохшие ветки этой тра­вы хранились на чердаке с про­шлого лета. Однако можно было срезать зимующие ветки чертопо­лоха, которые всю зиму торчат над сугробами где-нибудь на ме­же, у забора или на пустыре. Оку­ривание производили в то время, когда в печи оставалось немного раскаленных углей. Чертополох бросали на угли, следя за тем, чтобы он не горел, а тлел. Затем закрывали трубу, и густой души­стый дым распространялся по всей избе. Когда чертополох пере­ставал чадить, трубу закрывали.

Наказание вора. Если с нечистой силой можно было справиться с помощью чертополоха, крещен­ского снега и заклинаний, то с ли­хими людьми совладать было го­раздо труднее. Однако и здесь старались призвать на помощь магические силы печи. Когда в доме совершалась кража, после которой вору удавалось скрыть­ся, крестьяне пытались наказать его с помощью печного огня. Но это было возможно только при том условии, если вор оставлял хотя бы незначительную улику, например клок одежды или отпе-чаток обуви на земле. Клок во­ровской одежды опутывали вет­ками терновника или чертополо­ха, прикалывали булавками и ве­шали в трубе. Считалось, что жу­лик будет испытывать невыноси­мые боли до тех пор, пока клок
Чтобы защититься от визи­тов непрошеного гостя, над очагом вешали на ночь засо­хшие ветки валерианы, а зимой сыпали на загнетку так назы­ваемый крещенский снег. Вы­павший на Крещение, снег соби­рали в короб или кадушку и хранили на всякий случай в хо­лодном сарае всю зиму.
На Агафью-коровницу (18 февра­ля) нечистая сила вновь начинала бесноваться, нападая не только на людей, но и на скотину. Старики говорили: «На Агафью коровья
26
Геннадий Федотов

его одежды будет висеть в трубе. Порой он не выдерживал нечело­веческих мук и приходил, чтобы уничтожить улики. В это время его и задерживали. Белорусские крестьяне наказыва­ли вора несколько иным спосо­бом. После совершения кражи они внимательно осматривали все во­круг. Обнаружив отпечаток обуви злоумышленника, они измеряли след лучинкой или прутиком. Об­ломив лишнее, мерку вешали в печной трубе. По их убеждению, жулик постепенно начнет сохнуть, как сохнет в трубе лучина, и не­пременно умрет, как только лучи­на истлеет от печного жара.

Заговаривание скотины. В Вели­кий четверок (четверг на Страст­ной неделе, накануне Пасхи) в русских деревнях принято было совершать магические обряды, которые должны были уберечь скотину от опасностей, ожидав­ших ее на лесных пастбищах. Ко­ровы могли подвергнуться напа­дению волков, заблудиться или утонуть в болоте. В обрядах обя­зательно использовалась русская печь. Во многих деревнях Архан­гельской губернии хозяйки от­крывали печную трубу и обраща­лись через нее к своей корове: «Пар божья скотинка, коровушка Пестронюшка, в чистом поле — обед, дома — ночлег. Не ночуй на бору, ходи ко двору!» Костромские крестьяне не огра­ничивались монологом и предпо­читали вести диалог через печную трубу. Нагнувшись к печке, хозяй­ка спрашивала в трубу: «Дома ли теленки?» — «Дома, дома!» — от­вечал ей доносившийся сверху из

трубы голос. Принадлежал он обычно одному из членов семьи, который по этому случаю специ­ально забирался на крышу или чердак. Между тем хозяйка про­должала спрашивать: «Дома ли коровушки?» Ей в ответ из трубы доносилось: «Дома, дома!» Так по­степенно перебиралась вся скоти­на, живущая на подворье.

Куриный оберег. С наступлением весны нужно было позаботиться также о сохранности кур и цып­лят. Для этого подходил отслу­живший свою службу в печи ста­рый печной горшок. Считалось, что опрокинутый в огороде на кол он сможет в течение лета от­пугивать от дома ястребов. Одна­ко печной горшок становился оберегом только при соблюдении определенных условий, на кото­рые решится не каждая женщина. В Великий четверг, пока еще не взошло солнце, хозяйка должна выйти нагая с печным горшком в руках и опрокинуть его на кол.

Печь и ведьмы. Согласно поверью, в ночь перед Рождеством и Креще­нием, когда на дворе лютовали мо­розы, ведьмы и черти бесновались на дворе до первых петухов. Через открытые печные трубы они про­никали в избы и чинили домочад­цам всяческие козни. Ведьмами становились женщины, продавшие свою душу нечистой силе. Каждая ведьма обязательно ис­пользовала в дьявольских целях свою печь (рис. 1). Перед вылетом на шабаш она превращала ее в своеобразную лабораторию, где готовился отвар из колдовских трав. Как только из горшка подни­мался густой пар, ведьма садилась
Русская печь
27
на метлу и, подталкиваемая па­ром, вылетала с огромной скоро­стью в трубу. Таким образом, шес­ток русской печи был для ведьм чем-то вроде стартовой и посадоч­ной площадки. Разумеется, выле­ты и прилеты осуществлялись только через открытую трубу. Если одни ведьмы использовали при взлете пар, то другие держали на этот случай в склянке специ­альную жидкость, от воздействия которой в воздух способны были взлететь даже неодушевленные предметы. Именно с помощью та­кой волшебной жидкости подни­малась в воздух ведьма в стихо­творении А. Пушкина:
И слышу: кумушка моя
С печи тихохонько прыгнула,
Слегка обшарила меня,
Присела к печке, уголь вздула
И свечку тонкую зажгла,
Да в уголок пошла со свечкой.
Там с полки скляночку взяла
И, сев на веник перед печкой,
Разделась донага; потом
Из склянки три раза хлебнула
И вдруг на венике верхом
Взвилась в трубу — и улизнула.
Эге! Смекнул в минуту я:
Кума-то, видно, басурманка!
Постой, голубушка моя!..
И с печки слез — и вижу: склянка,
Понюхал: кисло! Что за дрянь!
Плеснул на пол: что за чудо?
Прыгнул ухват, за ним лохань,
И оба в печь. Я вижу: худо!..
Я ну кропить во все углы
С плеча, во что уж ни попало;
И все: горшки, скамьи, столы,
Марш! Марш! Все в печку поскакало...
То, как выглядит вылет ведьмы из трубы, описал и Н.Гоголь в повес­ти «Ночь перед Рождеством»: «Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле». Печная труба была для ведьмы воротами, через которые она от­правлялась во внешний мир, а за­тем возвращалась в свое жилище. Как происходит возвращение ведьмы, кстати, уже на пару с чер­том, подробно описано в той же повести. Ведьма «отставила ногу и, приведши себя в такое положе­ние, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни од­ним суставом, спустилась по воз­духу, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу. Черт таким же порядком отпра­вился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то немудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей любовницы и оба очутились в просторной печ­ке между горшками. Путешественница отодвинула потихоньку заслонку поглядеть, не назвал ли сын ее Вакула в хату гостей, но, увидевши, что никого не было, выключая только меш­ки, которые лежали посереди ха-
Рис. 1
28
Геннадий Федотов

ты, вылезла из печки, скинула те­плый кожух, оправилась, и никто бы не мог узнать, что она за мину­ту назад ездила на метле».

Очистительная сила печной зо­лы. Чтобы ведьмы да черти со злым умыслом не проникли в крестьянскую избу, хозяева при­глашали знахаря. Ровно в пол­ночь он заговаривал трубу, посы­пая загнетку золой из семи печей, которая у него всегда была в запа­се, а затем произносил слова спе­циального заговора. Собираемая в течение всей зимы печная зола использовалась так­же при других обрядах. У многих народов она наделялась самыми чудесными свойствами.

Считалось, что печная зола не только защищает домочадцев от нечистой силы, но оберега­ет дом и хозяйство от стихий­ных бедствий и помогает при многих болезнях.
головы осаждавших. Попадая вместе с песком в глаза, зола на­долго выводила из строя враже­ских воинов.
Перед Великим постом золу так­же использовали для очищения от всякой скверны. Золой посы­пали хозяйственные постройки, домашний скот и семена. Ее раз­брасывали по полям, в саду и ого­роде, закапывали у порога дома. Считалось, что печная зола спо­собна отвести от домочадцев, а также домашних животных мно­гочисленные болезни, уберечь от ударов молнии и предотвратить пожары. Кроме того, она способ­ствовала повышению урожая и уничтожению вредителей. В последнюю неделю Великого поста, а точнее, в Чистый четве­рок русские крестьяне выгребали из печи золу, выносили на двор и, посыпая ею курятник, хлев и ко­нюшню, приговаривали: «Чтобы курочки неслись, чтобы коровуш­ка доилась, чтобы лошадушка резвой была». В этот же день не забывали попудрить золой ого­род. Старые люди говорили: «Печная зола со Страстного чет­верга, пятницы и субботы охраня­ет капусту от червя». Подобные обрядовые действа происходили накануне Пасхи по всей Европе. Например, в Скандинавии кре­стьяне посыпали печной золой землю перед домом и коровьим хлевом. Делалось это для того, «чтобы предохранить коров и ко­ровье молоко от дурного глаза, злого человека и от чертей». Любовные заговоры (присуш­ки). Печь занимала особое место в делах сердечных. Чтобы прису-
Нередко охотники носили с со­бой небольшой мешочек с древес­ной золой, чтобы посыпать ею след убегающего раненого зверя, полагая, что волшебная сила печ­ной золы остановит его и не даст далеко убежать.
История знает случаи, когда печ­ная зола становилась грозным оружием. Так, например, в 1237 году при обороне Рязани от пол­чищ хана Батыя женщины выгре­бали золу из печей и носили к стенам осажденного города. На крепостном валу золу смешивали с песком и сыпали эту смесь на
Русская печь
29
шить девицу, добрый молодец должен был произнести у горя­щей печи такие слова: «Выйду я на улицу, на божий свет, посмот­рю в чисто поле. В чистом поле 77 медных каленых печей, на 77 мед­ных, на светлых каленых печах по 77 Яги-баб... Коль горят пылко и жарко медные печи, так же бы ра­ба божья (в этом месте называ­лось имя девицы) пеклась и кади­лась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о серед­ки дня, о полуночи, о утренней за­ре и вечерней...»
Некоторые девичьи присушки от­личались необычайной просто­той. Растопив печь, девица произ­носила перед ее устьем: «Как жар­ко дрова разгораются, так разго­релось бы по мне сердце молодец­кое!»                                               
Считалось, что наиболее силь­ное действие присушки оказы­вают в день Андрея Первозван­ного (13 декабря).
божьей (называлось свое имя) ни жить и ни есть, чтобы не было ему покою, чтобы думал все, скорбел о рабе божьей (имя). Во имя отца и сына и святого духа. Аминь». В обычные дни также можно бы­ло попробовать присушить при­глянувшегося парня. Ближе к по­луночи, улучив время, когда в до­ме все засыпали, девушка снима­ла с себя крест, распускала воло­сы и становилась перед печью на черное сукно. Под каждую пятку она клала по серебряной монетке. Затем, открыв вьюшку и задвиж­ку, произносила тихо в трубу: «Выйду я из дверей, не благосло-вясь, из ворот, не перекрестясь, пойду в чистое поле, за чистым полем стоит зеленая роща, в этой зеленой роще — большое дере­во — осина, а у нее есть зеленая вершина, на ее зеленой вершине сидит большой старший черт. Черт-батюшка, помоги мне, со­служи мне службу большую, вы­зови 99 твоих бесенят и пошли их к добру молодцу (имя). Пусть во-зьмут его сердце, вырвут у него душу, тоской пересушат грудь, сердце и душу принесут ко мне». Закончив заклинать, девица тот­час закрывала трубу, а наутро разменивала серебряные монеты и раздавала их нищим. Другой способ любовной магии отличался тем, что из земли выре­зали след доброго молодца и су­шили его в печи. Именно так по­ступила в одной русской былине колдунья Марина:
Брала... следы горячия молодецкия, Набирала Марина беремя дров, А беремя дров белодубовых, Клала дровца в печку муравленую
На русском Севере в этот день во время топки печи девица, желав­шая присушить добра молодца, должна была произнести перед печью следующие слова заговора: «Господи Иисусе Христе, сыне бо­жий, помилуй мя грешную. Дымы вы дымы, пойдите вы, дымы, по высоким горам и по синим морям, разыщите вы, дымы, раба божья (называлось имя) и разожгите вы, дымы, раба божья (имя) и разо­жгите вы, дымы, у раба божья (имя) печень и легкие, чтобы раб божий (имя) не мог без рабы
30
Геннадий Федотов
Со теми следы горячими, Разжигает дрова палящетным огнем И сама она дровам приговаривает: «Сколь жарко дрова разгораются Со теми следы молодецкими, Разгоралось бы сердце молодецкое Как у молодца Добрынюшки
Никитьевича!»
Заклинание на остуду и ссору.
Если на пути влюбленной девицы вставала разлучница, ее стара­лись поссорить с добрым молод-цем с помощью заклинаний. Пе­ред тем как его произнести, нуж­но было сходить поочередно в три лавки и купить в каждой на ко­пейку поваренной соли. Затем из бака или бочки, где бучили (пари­ли) белье, девица брала три гор­сти печной золы, слегка подсуши­вала и смешивала с принесенной солью. Одну половину этой смеси она тайно высыпала у дверей доб­ра молодца, а другую половину — у крыльца соперницы. Разбрасы­вая соленую золу, девица произ­носила: «Как эта зола с солью не сойдутся, гора с горой не сойдет­ся, берег с берегом не сойдется,
КИРПИЧНЫЙ ОРАКУЛ
Даже у человека, чуждого пред­рассудкам, возникает порой ка­кое-то суеверное отношение к ог­ню. Писатель М.М. Пришвин за­писал однажды в своем дневни­ке: «...ставлю самовар. Лучинки вспыхивают по краям, где облом­лено, и тухнут, остается едва жи­вой огонек, и я загадываю, спасая его, повертывая вниз, — выживет огонек — и я выживу еще как пи­сатель, еще попишу. И огонек'
так и вы, рабы божьи (здесь назы­вались имена), не сойдетесь во ве­ки веков. Аминь!» «Изжигание» любви. Если все попытки присушить добра молод­ца, а также поссорить его с сопер­ницей оказались безрезультатны­ми, ничего не оставалось делать, как «изжечь» (изгнать) любовь из своего сердца, чтобы навеки поки­нула тоска-печаль. На Крещение, когда в доме топилась печь, деви­ца клала в огонь камень, например один из тех, которые используют­ся в качестве гнета при засолке огурцов. Когда камень накалялся, девица подхватывала его на ухват и бегом несла к ближайшей про­руби. Когда камень с шипением опускался на дно реки или пруда, девица наклонялась к проруби и внимательно рассматривала его. Если камень разваливался на час­ти, то это было верным признаком того, что печаль-тоска уйдет на­всегда. Когда же оказывалось, что камень остался целым и невреди­мым, то это означало, что все ста­рания были напрасны.
выжил». Что же говорить о про­стой крестьянской женщине, ко­торая ежедневно имела дело с ог­нем, от которого полностью за­висел успех в ее повседневной работе.
Считалось, что по тому, как вел себя в печи огонь, можно судить о будущем.
Используются технологии uCoz